Вариантов всего 2: 1.первый вариант, 2.второй вариант
Название: «Play»
Автор: клюквенное варенье
Бета: Бел-семпай
Фендом: Katekyo Hitman reborn
Пейринг: Бьякуран/Шоичи (151)
Рейтинг: R
Жанр: романс, драма (хотя не такая уж драма..)
Дисклеймер: Все первонажи принадлежат Амано, моя - только фантазия на их тему.
Размер: мини
Предупреждение или От автора: игры со временем в главах. присутствуют пред-арка Будущего, настоящее время и +8лет в среднем.
Смерть Бьякурана так же будет.
Размещение: с указанием авторства варенья.
читать дальше
Пролог.
Итальянская зима не балует нас погодой: грозовые, асфальтово-черные облака в отражениях луж растворяются в низком тяжелом своде небес, расплываясь по горизонту, как расплывается в воде акварель. Где-то вдали тихий гул грома намекает нам на то, что, возможно, будет гроза, но сыро уже сейчас, и я чувствую неприятный сквозняк, который незаметной змейкой пробегает по ногам. Солнца нет, и промозглый одиночка-ветер за окном подобно голодному псу разметывает по земле пожелтевшие листья, которые точно рвущиеся к свободе воробьи пытаются убежать прочь, но ветер всегда быстрее. Та еще погодка.
Проводя по прохладному стеклу рукой, ощущаю себя путешественником между двумя мирами: тем, где я, и тем, что за окном. Я Алиса за секунду до падения в нору, Нейл Армстронг, открывающий люк ракеты. И, нехотя оторвав взгляд от осеннего хмурого пейзажа, я обвожу аудиторию скучающим безразличным взглядом, не видя ничего, что могло бы меня заинтересовать. Аккуратно расставленные в ряды стулья, покрытые лаком, как молчаливые истуканы, своими безглазыми лицами уставились на кафедру. Студенты, сидящие в самых различных позах, которые только можно назвать статичными, либо что-то конспектируют, либо просто делают умные лица, думая о чем-то своем. Уныло и скучно, хотя, признаться, философия мне раньше нравилась. Всегда интересно было узнать, о чем думал кто-то другой. Или, точнее, что он думал по мнению экспертов. Возможно, прочти Кант диссертации о себе – был бы в ужасе. Вот вам мыло, вот веревка… А лекция тем временем все идет и идет, и время канцелярской резинкой растягивается внутри замкнутого пространства зала.
Мой взгляд направлен не на преподавателя, а куда-то в пространство за ним, бесконечное и далекое, как сама жизнь.
- Вы не могли бы передать это вперед? – вырывает меня из потока мыслей чей-то голос с тонкой ноткой раздражения и усталости.
- Конечно, – довольно улыбаюсь я, мысленно желая, чтобы все эти переписывающиеся на лекциях студенты медленно и мучительно сгорали в аду. Но когда я поднимаю взгляд, я вижу ярко-рыжую шевелюру, еще более лохматую, чем у меня самого, и два ярко-зеленых глаза за стеклами очков. Они смотрят выжидающе и от недовольства, кажется, делаются все ярче и ярче, переходом от оливкового цвета до изумрудного.
- Ну так передавайте, спать надо было дома, – говорит мой случайный собеседник, бесцеремонно разворачиваясь обратно и вдохновенно начиная чирикать в тетради что-то, явно к философии не относящееся, а я, быстро исполнив его просьбу (хотя на долю секунды мне захотелось опустить папку с рефератом ему на голову), начинаю заглядывать ему через плечо: забава на оставшиеся полчаса теперь найдена.
- Конструируешь машины? – подсаживаюсь я к нему после пары, отрезая сидящему у окна парню пути к отступлению
- Роботов, – холодным тоном поправляет он, прикрывая глаза и тря переносицу, тяжелые очки в серо-голубой оправе плавным движением исчезают с носа. – Это две большие разницы. Вам от меня что-то нужно? - Да уж, сказал, как отрезал.
Когда он поворачивается ко мне, вертя в ладонях очки, его волосы ярко-красного в ядовитом освещении аудитории цвета кажутся не такими уж лохматыми, только отдельные пряди выглядывают из общей массы волос, придавая парню слегка неухоженный вид. Форма глаженная и чистая, под глазами едва заметные тени, и слегка усталый взгляд из-под пушистой челки. Аккуратные руки, не полные и не худые, с тонкими прожилками вен, узкие запястья и большие ладони, бледноватая кожа и чуть слезящиеся после очков глаза. Я ставлю локоть на стол, расплываясь в довольной улыбке, и понимаю, что уйти сейчас не смогу.
Наглость – второе счастье, и я отчетливо понимаю это, когда спустя минут двадцать мы сидим в местном кафетерии и болтаем почти как самые обычные закадычные друзья.
Он держит в ладонях горячий чай, постоянно заглядывая внутрь кружки, будто пытается разглядеть на дне ее свое будущее, а я улыбаюсь, смотря на него, и методично помешиваю сахар в кофе. Пять ложек, или двадцать пять грамм, если брать в среднем.
«Неужели чай без сахара может быть вкусным?» – думаю я, внимательно наблюдая за тем, как он слегка прищуривается, потягивая напиток.
«Ирие Шоичи, восемнадцать лет, – мысленно раскладываю я по полкам все, что уже о нем узнал, – Японец, родной город – Намимори, рос без отца, имеет минимум одну старшую сестру. Группа крови – А, любимое увлечение – конструирование роботов. Если вы вдруг захотите завоевать мир с помощью высоких технологий и деспотии, обязательно ищите таких людей», – усмехаюсь я своим мыслям, делая первый небольшой глоток.
- Шо-чан, – неторопливо растягивая слова, зову его, пробуя имя на вкус. И этот вкус мне определенно нравится, а он в то время чуть не выплескивает чай через нос, – ты веришь в случайность?
- А что? – роняет мой собеседник, мгновенно напрягаясь.
- Просто интересно, – пожимаю плечами.
- Не верю, – он немного отводит глаза. – Любая случайность – это лишь пересечение двух и более вероятностей в одном из измерений пространства, – начинает он, и я почти физически ощущаю то воодушевление, которое от него исходит, - прямо второе дыхание, не иначе. - Метеориты не случайно падают на Землю, а люди не случайно попадают под машины. Это все синтез причин и последствий в мире вокруг нас. Все взаимосвязано.
Скептик до мозга костей, усмехаюсь я про себя
- Ну а как же судьба? Ты веришь в судьбу?
- Нет…
Молчаливо смотрю, слегка вздернув брови, – жду пояснения. Как же ты объяснишь судьбу, Шо-чан?
- Я считаю, – начинает он, слегка хмурясь, будто бы раздумывает, как лучше выразить свое мнение. – Судьба… Я выжил – судьба, – он медленно загибает пальцы. – Я поступил – тоже судьба. Наверное, судьба – это лишь случайность, в которую люди очень хотят верить.
Значит, говоришь, случайность?
- Тогда, Шо-чан, я искренне верю в то, что обстоятельства, возможности и вероятности, а так же пересечение случайностей свели нас с тобой не просто так.
- И я, Бьякуран-сан, – отвечает он, неловко улыбаясь, будто бы чувствует в чем-то свою вину. Рыжая прядь чуть съехала вбок, открывая шею, а зеленые глаза неимоверно теплые, - теплее, чем мой свежесваренный кофе. Одинокая рыжая прядка у виска торчит мелким завитком, в желтоватом свете кафетерия на щеке виден светло-рыжеватый пушок. На его улыбку невольно отвечаю своей. Я улыбаюсь. Наверное, первый раз за последнее время – действительно искренне.
Глава 1.
Вокруг пустота. Она безграничная и бесконечно глубокая, всепоглощающая. Внутри нее парю я, без мыслей, действий и чувств, подобно парящему в далеком космосе метеориту, когда, наконец, яркой белой вспышкой передо мной появляется звезда. Сначала еле заметное мерцание, а затем и слепящий глаза свет как будто бы проникают внутрь меня. У этой звезды теплые мягкие лучи, и она почему-то пахнет травяным чаем, а когда светит мне, хочется улыбаться.
Я протягиваю к ней руки, пытаясь ухватиться за край ее с рвением, с которым хватается за круг утопающий, и в тот момент, когда я достигаю своей цели, сверхновая взрывается прямо в моих ладонях. Я пытаюсь прижать к себе звездную пыль, но бесчисленные крупинки, будто Слезы Банши ускользают от меня, исчезая в бесконечном пространстве, и начинает колоть в груди. Я просыпаюсь.
- Бьякуран-сан! – что-то трогает мою руку. – Эй! Бьякуран-сан!
Медленно разлепляю глаза и тут же с силой жмурюсь, от того как яркий полуденный свет бьет мне в глаза.
- Прости, Шо-чан, было душно, вот я и уснул – делаю глубокий вдох свежего воздуха, который обдал мое лицо прохладой, лишь стоило парню открыть форточку.
- Опять мне надо будет заново объяснять вам правила игры!
С тех пор как мы познакомились, прошел месяц или два – не важно. По началу мы общались мало, но потом стали проводить все больше времени вместе. Он нравится мне, определенно нравится. Это переменчивая как итальянский ветер натура постоянно жаждет открытий, не стоит на месте, пытается что-то изменить. В его голове, абсолютно абсурдные идеи смешиваются с абсолютно обоснованными доводами и первопричинами, и это влечет меня, притягивает, будто магнит. А еще меня влечет торчащая рыжая прядь около уха и глубокие зеленые глаза. Но об этом я пока даже не собираюсь думать.
А на дворе зима, и это самое время находиться в тепле. Сегодня особенно холодно и редкая тут белая пелена снега покрыла дворы, дороги и крыши. Итальянцы, непривыкшие даже к легким холодам, боятся лишний раз высовывать нос на улицу, делая ситуацию почти комичной, и подобно тому, как дворовые разбойники-воробьи отпрыгивают друг от друга, люди лавируют между небольшими сугробами снега, по проталинам и подчищенному тротуару. С третьего этажа, из университетской библиотеки, в которой мы и расположились, отлично видна вся эта бытовая комедия. Но это вызывает у меня лишь вздох.
Как давно я перестал любить жизнь настолько, чтобы не радоваться мелочам? Чего я жду от себя самого? Зачем и к чему стремлюсь? Все эти вопросы беспрерывным бешеным хороводом скачут в моей голове день за днем, день за днем, как стрелка циферблата бежит каждый день по проторенному уже пути в цикл года.
Что-то мягкое ложится на мой затылок, несмело перебирая пряди:
- Эй, Бьякуран-сан, это грустное выражение лица вам совсем не идет, – Ирие стоит рядом, положив ладонь мне на голову, и мерно поглаживает волосы, а уголки его губ приподняты в полуулыбке. Прямо как собаку гладит, честное слово.
Через пару минут я обязательно дерзко подколю его, он вспылит и начнет шуметь. Нас выгонят из библиотеки и отчитают, а пока... Пока что теплые пальцы свободно тонут в белом море волос, и я устало прикрываю глаза.
Когда я возвращаюсь в общежитие, они ждут меня на открытой площадке перед университетом, по факту являющейся автостоянкой. Две особы панковатого вида, с масками бандитов с большой дороги, но даже с этими масками, скрывающими лицо, отчетливо видно, что они похожи как две капли воды.
«Близнецы, скорее всего», - отстраненно думаю я, изучая их вид.
В целом, бояться мне вряд ли есть чего: беременных от меня не припомню, да и на маскарад не собирался. Когда одна из них начинает говорить, я не могу не восхититься тому, что она преподносит престраннейшие вещи как пункты инструкции к микроволновке, спокойно и четко разъясняя, что к чему. И, естественно, я ее слушаю, а где-то внутри, тихим маятником в душе раскачивается, с каждым качком набирая децибелы, навязчивое опасение, оно тянет меня назад, туда, в стены университета, к тому, что было день назад и год назад, к моей спокойной и мерной жизни, которой я лишусь, стоит лишь протянуть руку. Назад, к запаху травяного чая и старых учебников, к измазанным в чернилах пальцам и игре в «Чойс».
- О, это обещает быть интересным, - я точно знаю, что, скорее всего, пропаду, исчезну или умру. Возможно, мне будет больно. Но я широко улыбаюсь и деловито протягиваю руку.
И где-то за горизонтом - я никогда не узнаю, где - кто-то нажимает на «play».
Глава 2.
Сегодня ясно. Облака большими ленивыми дирижаблями пересекают простор небесной выси, а низкое итальянское солнце подсвечивает их мягкие клубистые бока-сливки подобно тому, как рисовали на своих картинах художники возрождения. Шесть столетий прошло, а небо все то же. Моя рука медленно скользит по прохладному стеклу окна, замирая на уровне груди, и я прислоняюсь к стеклу лбом, не боясь кружащей голову высоты. В его отражении я все тот же восемнадцатилетний мальчишка: взлохмаченные белые волосы и лиловые глаза, под глазами едва заметные тени, говорящие о переутомлении, и белок чуть красноват от большой нагрузки на глаза. Один миллионный и многотысячный, вырванный из толпы.
Но мне двадцать пять. За моей спиной – Мельфиоре, полмира и почти никем не ограниченная власть. Я тот, кто сокрушил Вонголу четыреста тридцать семь раз в мирах, параллельных этому, получил неограниченную свободу, и целый мир лег у моих ног. На среднем пальце левой руки кольцо Маре с атрибутом неба, форма Уайтспелл начищена добела, и высокий ворот под горло почти сливается с волосами.
Раздается стук в дверь и тишина снова окутывает пространство, подобно медлительному киту протекая из одного конца комнаты в другой.
- Входи Шо-чан – спокойно говорю я, широко улыбаясь, и поворачиваюсь к окну спиной.
- Как вы узнали, что это я? – удивляется рыжий мельфиорец, торопливо входя и закрывая за собой дверь.
Я остался все тот же, а вот Шоичи вырос: детская пухлость исчезла, и лицо приобрело приятные плавные формы, из коренастого подростка он превратился в худощавого мужчину. Хотя он все так же сварлив с подчиненными и вообще с большинством людей. As always.
- Шо-чан единственный, кто даже после стука будет стоять за дверью и молчать, пока не получит одобрения, – улыбаюсь я, разводя руками, и киваю ему на диван.
Шоичи медлит, но садится, раскладывая на столе отчет, и начинает скороговоркой сводить «дебет с кредитом» и наизусть рассказывать все, что написал двумя часами ранее по моей просьбе. Я слушаю его только до того момента, как он доходит до середины первого листа, а потом просто наблюдаю.
Медно-рыжие пряди падают на виски и скулы, легко обрамляя лицо, и даже нелепые голубоватые очки смотрятся уместно и приятно. Во время речи он чуть склоняет голову влево, отчего участок шеи, между волосами и воротом становится лучше виден, а когда он тянется за вторым листом, рукав показывает мне узкое запястье.
И в какой-то момент я начинаю чувствовать, что Шоичи как и прежде пахнет корицей и травяным чаем, и совсем чуть-чуть – миндалем.
- Бьякуран-сан, вы меня слушаете? – он косится исподлобья. Ярко-зеленые глаза горят смирением и недовольством одновременно.
- Очень внимательно, Шо-чан, – говорю я, садясь рядом с ним и беря в руки первый листок. Быстро пробегаюсь глазами по цифрам: как всегда все идеально сходится.- Очень внимательно.
Голова тяжелая и будто налилась свинцом. Нужно сладкое, но под рукой ничего нет, и я устало закрываю глаза, не сразу замечая, что в кабинете повисла пауза.
- Бьякуран-сан, – начинает Шоичи, и я кошусь вбок, давая понять, что слушаю. Он внимательно смотрит, переводя взгляд с моей челки на глаза, внимательно рассматривает их, как рассматривает антикварную вещь опытный эксперт, подмечая детали, мелочи… Он трогает мой лоб и прикрывает глаза. – Я оставлю вам материалы, а сам зайду попозже. Отдохните, вы очень устали.
Я улыбаюсь, отвечая, что он очень заботливый, и мне с таким помощником даже жена не нужна. Говорю, что верю на слово в то, что доклад составлен правильно.
Он растягивает губы в стандартной служебной полуулыбке и, собрав документы в папку, смотрит на меня через плечо. И в какой-то момент мне кажется, что в его взгляде сквозь пелену холодности и строгости проглядывает что-то еще. Я прихожу в себя под звонкий щелчок замка на двери, когда он раскрывает ее, чтобы уйти.
- Стой, Шо-чан, - спешно окликаю его я, но тут же одергиваю себя и улыбаюсь. – Я буду ждать сувенир.
Он чуть улыбается, но его улыбка какая-то кривая и совсем не настоящая.
- Да, Бьякуран-сан, как скажете…
Через три часа и семнадцать минут Шоичи выйдет из штаба и направится в аэропорт. А меня не оставляет чувство, что я что-то где-то сделал не так. И через четыре часа и шесть минут, когда Кикё опустится на колени перед моим диваном и даст обещание, что Вонгола умоется в крови, я буду улыбаться настолько широко, что будут болеть скулы.
Глава 3.
Арена Грозы полна небоскребов и улиц, больших проспектов, площадей. Высокие бетонные гиганты смотрят глазами-окнами сверху вниз. Облака пушистыми меховыми шапками застряли на их вершинах, разрезая воздушную гладь подобно одиноким кораблям, и лишь некоторые свободные летучие голландцы плывут одиноко, выше остальных, на расстоянии нескольких десятков километров над землей. Именно они и ничто другое отражаются в его глазах, когда он смотрит на меня. Уверенный в себе, отчаянный и серьезный. С того момента, как я начал покорять миры, поверженных мною уже около пятисот. И во всех этим мирах, абсолютно разных между собой, ты всегда предавал меня. Такой уж ты, я почти смирился.
- Это же «Чойс»! Бьякуран-сан не мухлюет в «Чойс»!
Да, Шо-чан. Не мухлюю. Хотя это никогда не мешало мне обыгрывать тебя, и даже сегодня, я постараюсь сделать это, потому что запах травяного чая еще слишком сильный и твои оливковые глаза все еще смотрят на меня и только на меня. И возможно ли это, но мне кажется, что когда Блюбелл подходит, беря меня под ручку, и подлизывается, как голодная городская кошка выпрашивающая еду, зеленые глаза загораются еще ярче, а пламя на груди шипит языками.
Кожаный диван смотровой комнаты встречает меня, радостно скрипя натуральной кожей, и охотно принимает в свои объятия. От темной, почти черной обивки веет лоском и чистотой.
Тем временем, игра потихоньку начинается, и все занимают свои позиции, а Блюбелл вертится вокруг меня, не унимаясь ни на минуту. Она то дергает меня за рукав, то галдит что-то, и бегает, бегает, бегает вокруг, нарезая круги, будто белка в колесе, неугомонная, как назойливый щенок. Но это мало волнует меня, потому что на экране показывают, как Шоичи и Спаннер заходят внутрь машины, и переглядываются, что-то друг другу говоря.
- Блюбелл…
- Да, Бьякуран-сама?
- Принеси мне сладкого.
Ямамото Такеши сражается с Генкиши, Савада Тсунаеши – с двумя моими туманами, а Хаято Гокудера пытается оказать вялое, ничтожное сопротивление Кике, что не удается ему от слова совсем. Больше всего на свете ненавижу таких людей как Генкиши и Кике: они почти умственные инвалиды. Беспомощные и жалкие без своего лорд-протектора, они цепляются за веру в него, даже если она на корню ошибочна, верят слепо и убеждают в этом себя. Пешки без потенциала, люди без собственного мнения. Если я буду миловать – я буду богом, если буду убивать – тоже. Это вызывает отвращение едва ли не до рвотных позывов, и поэтому, когда один из них убивает другого, я не чувствую совсем ничего.
А из моих мыслей меня вырывает черный дым на экране и Кике, который издевается на Шоичи, изображая торжествующую улыбку. Его волосы изумрудной волной плывут в потоках случайного ветра, в то время, как Ирие пытается сделать хотя бы еще один шаг вперед.
Я радостно улыбаюсь, на моем лице нет ни тени огорчения или печали, но когда Шоичи, пораженный Венком, падает на землю, где-то под ребрами почему-то начинает побаливать. Запах травяного чая и корицы, и голубой ободок оправы, волна прядей, цвета красного сандала – все это падает куда-то глубоко внутрь меня, падает и разбивается, как стекло его очков парой минут ранее. И кто-то жалобно царапает и скребется, и пытается выбраться. Но времени слишком мало, и я меняю ход мысли.
- Блюбелл.
- Да, Бьякуран-сама?
- Мы идем вниз.
Когда мы появляемся на поле сражения, Дечимо слушает длинный рассказ Шоичи о том, как он узнал все, и что потом делал. Медные волосы рассыпались по плечу Савады, а зеленые глаза отрешенные, и в их глубине отражается каштановая копна волос и два карих глаза.
- Ты так много знаешь обо мне! - Засовываю руки в карманы и незаметно сжимаю их в кулаки. Я же обещал тебе, Шо-тян, – и вот тебе больно. А почти черная кровь тем временем сбегает вниз по рассеченной брови, красным ореолом выделяя оливковый глаз, который смотрит устало, отчаянно. Но смотрит он на меня, выражая собой лишь одну фразу: я не сдамся.
Прищуриваю глаза, радостно улыбаясь появившимся ярким солнечным лучам, пока Савада и компания пытаются поднять Шоичи на ноги и отвести куда-то, и уже не говорю о том, что пора пришла сдать мне свои кольца. Но через пару минут Вонгола в полном сборе исчезает в лучах телепорта, и я молча смотрю на это, думая о том, что опять упустил что-то важное. Вот только что именно?
Глава 4.
Ярко-оранжевый щит перекрыл собою лазурный свод неба, и если бы моя голова не раскалывалась на тысячи мелких частей, я бы определенно насладился этим чарующим зрелищем. Но она болит, как и мои руки, ребра и живот, и не дает мне покоя. А Савада Тсунаеши тем временем продолжает говорить мне что-то о том, что защитит друзей и Юни в первую очередь, и хмурится и делает такой грозный вид.
Я призываю дракона, и стараюсь извлечь из крыльев максимум мощи, но я проиграю – чувствую, что проиграю. И это чувство внутри – оно гложет, мешает спокойно действовать, мешает уйти достойно и с почестями. Но что я творю? Жалок? Он? Это я сказал? Да нет, он совсем не жалок, и принципы его мне вполне понятны, хоть и чужды, так же как и принципы почти всех тут.
Яркий луч огненной вспышкой света разрезает пространство и бьет в мою грудь.
Боль стала моим вторым я, и я даже не могу не кричать: мое сердце просто не выдерживает такой мощи, и горло тихим хрипом разрезает крик. Я вижу, как мое тело исчезает в свете этого луча, безнадежно и безвозвратно, и закрываю глаза: я проиграл.
И почему-то именно в этот момент, я слышу его любимую “Heart also cryes”, которую он вечно напевал в университете, я поворачиваю голову и вижу его: он стоит у исчезающего щита с полными страха и отчаяния глазами, будто бы сейчас сорвется.
Ты так долго кричал, что я ужасен, что меня нужно убить, и что мысли мои неверны, но знаешь, Шо-чан, на врагов ведь так не смотрят – думаю я, когда мои глаза закрываются. И тихая мелодия уносит меня в пустоту.
Глава 5.
До моего рейса еще два с половиной часа, поэтому по малейшему мановению руки шофер останавливает машину у края пригородной трассы. Я не могу пройти мимо этой привольной красы: небольшой золотистый берег и россыпью жемчуга волны у кромки песка. Солнце играет софитами-бликами на поверхности воды, и лазурная толща залива переливается от белого до бирюзового, как лучший в мире небесный шелк. Высокое полуденное солнце наблюдает за мной, как наблюдают двое людей, стоящих у черной «Мазды» в отдалении.
Не сдержавшись, делаю несколько шагов, и ноги по щиколотки обнимает мягкая теплая волна, и легкий ветер, пробегая по ее спине, осторожно целует мою ногу, как хорошо вышколенный слуга. Подхватывая его, более сильный поток весеннего бриза уносится вдаль, разметывая по щекам мои волосы, будто бы хочет нашептать что-то, но не может решиться.
А волны веселыми нимфами все бегут, бегут..
- Иное-ним, – обращаюсь я к одному из охранников, все еще смотря перед собой, – обратный рейс уже зарезервирован?
Мужчина в костюме медлит, звонит кому-то, и спустя несколько минут я получаю отрицательный ответ.
- Отлично, – я наклоняюсь к воде, зачерпывая ее ладонью. – Не надо его резервировать, у меня в Японии есть еще одно неулаженное дело…
- Аркобалено, ты, видимо неправильно меня понял, - говорю я три с половиной часа спустя, сидя в уютном кресле от Roche в номере одной из самых котирующихся гостиниц Японии. - Я не собираюсь вам подчиняться или потакать, и меньше всего меня волнует состояние Вонголы. Но я помогу вам, если это будет иметь для меня какую-нибудь… выгоду.
В точку, думаю я, отпивая немного чая из красивого новенького сервиза, - я не мог выразиться еще точнее. Последнее время меня повсюду преследовала Вонгола, Кавалонне и иже с ними, что невероятно действовало на нервы, хоть я и ухом не повел. Не то чтобы они меня сильно напрягали, но мы друг друга немного не поняли, и это меня разочаровывает.
Несмотря на то, что прошло уже почти полгода, на меня в большинстве своем мафия смотрит как минимум с опаской, один раз даже наведывалась Вария во главе с Истеричкой-куном, на «побеседовать». Побеседовали, мне понравилось. А вот Давиду не очень, он хоть и мраморный, но такой чувствительный и хрупкий…
Шутки шутками, а этот жесткий контроль мне меньше всего нравится.
Мимолетно окидываю взглядом помещение. Передо мной сидят аркобалено солнца – Реборн, Девятый Вонгола и два его заместителя молчаливыми башенками по бокам. Их лица столь неподвижны и сосредоточены, что на долю секунды я даже думаю: может он их на сигнализацию ставит? Чуть что – сразу же панику поднимут и начнут иметь палками все, что движется, а что не движется… Впрочем, мысль оборвалась, будто Мойрой обрезанная короткими словами девятого:
- Хорошо. Я беру на себя полную ответственность за происходящее.
- Девятый…
- ... и я даю вам право находиться где бы то ни было без слежки. Вонгола так же предлагает вам свое сотрудничество, Джессо-кун.
Улыбаюсь, слегка щурясь, и чуть вздергиваю голову, убирая с лица лезущую в глаза прядь волос. Я не испытываю к Вонголе ни капли любви или симпатии, но и ненависти тоже не испытываю.
- У вас замечательный чай, Девятый, - я неторопливо встаю и накидываю пиджак, выправляю из-под воротника волосы, распрямляю плечи, прикрываю глаза, и, чувствуя, что полностью готов к выходу, тяну с накрытого стола приторно-сладкую зефиринку. – И замечательный внук.
Когда за мной закрывается дверь, я еще слышу, как мой заместитель тараторит наперебой, обещая прислать завтра копию договора о сотрудничестве семей, и еще раз извиняется за что-то…
Но мои мысли уже далеко, хоть и куда ближе, чем солнечная весенняя Италия.
Эпилог.
- Эй, Шоичи, и не забудь посмотреть те данные, которые я тебя просил проверить, – голос Спаннера в трубке спокойный, как воды Ганга, и безмятежный, как черепаха, держащая мир.
- Хорошо, Спана, – быстро отвечаю я, – до связи.
Но хорошее настроение улетучивается, как только я вешаю трубку: с тех пор, как воспоминания обо всем, что было со мной в будущем, вернулись, я каждый день живу в ожидании. И, хотя Реборн-сан объяснил мне просто и доступно, что причин волноваться нет, я все еще чувствую себя немного не в своей тарелке.
С тихим клацаньем я открываю дверь.
- Шоичи! – мамин голос строг и серьезен, и очень, очень, очень недобрый взгляд меня сейчас, кажется, будет испепелять. – Как ты мог от меня это скрывать?! Я же твоя родная мать?
«Крейсер Шоичи терпит бедствие, SOS, ответьте! Повторяем, крейсер Шоичи…»
На горизонте, а именно в проходе двери, вырисовывается старшая сестра:
- Поздравь его лучше, хватит орать уже. Тоже мне, добрая и заботливая…
«Все страннее и страннее», - думаю я, осторожно разуваясь, заступаю на порожек и настороженно смотрю:
- А в чем, собственно, дело-то, мам?
- Ну как это в чем?! – восклицает она, взмахивая руками, и тут я замечаю в ее ладони какую-то подозрительную бумажку. Повестка? – Тебя же приняли! Приняли! И притом – в такой крутой университет! А я и не знала, что мой Шо-тян такой вундеркинд! Давай, давай, проходи быстрей, там тебя ждут.
Нервно сглатываю, но все равно, глухо притопывая по деревянному полу, вхожу в гостиную.
Он сидит, мерно потягивая кофе из огромной (полулитровая, что ли?) кружки, челка прикрывает один глаз, и пряди в творческом беспорядке разметаны в разные стороны, будто кто-то рисовал картину и случайно капнул белилами на место, где должны быть волосы. Он все так же ужасно худ и привычным движением облизывает губы после глотка. Я и забыл как это – видеть его рядом. Странное ощущение проходит от кончиков моих пальцев до груди, и внутри что-то ухает вниз.
- Добрый день, Шо-чан, – неизменная радостная улыбка украшает его лицо. – Есть разговор… Исухара-сан, я с вами уже обсудил, могу я обсудить это же с Шо-чаном... без посторонних? Это будет очень личный, серьезный разговор, понимаете?– он встает, склоняя голову перед моей матерью, и пожимает плечами, а та, разомлев от удовольствия, уже убегает в ближайший магазин, схватив сестру подмышку.
- Бьякуран-сан, может, объясните, что это за спектакль? – проводив домочадцев, я усаживаюсь напротив, настороженно поглядывая.
- Потом, Шо-чан. Я уверен, у тебя ко мне много вопросов. Ровно, как и у меня к тебе.
- Вы пришли меня убить? – говорю я, и что-то внутри подсказывает, что я абсолютно прав. Зачем же еще он пришел? Я почти уверен в том, что как только я сделаю лишнее движение, он меня прикончит. Застрелит, или придушит: в любом случае, он всегда был сильнее меня.
- Если только Шо-чан хочет этого, – он улыбается. – Шо-чан хочет этого? – А чего я хочу? Два лиловых глаза смотрят выжидающе, полны уверенности и той внутренней силы, которой я всегда подчинялся. – Я вот, например, не хочу.
- Я вас предал, – говорю я, вставая из-за стола и беря кружки, кладу их в раковину и включаю воду. – Вы хотите ударить меня? Тогда ударьте. Хотите унизить? Тогда вперед. Но не надо улыбаться и молча делать вид, что все «как по маслу» – это ничего не изменит.
Повисает пауза, но я, отвлеченный самыми мрачными мыслями, не сразу замечаю этого, и когда разворачиваюсь, чтобы понять обстановку, обнаруживаю его прямо за моей спиной.
Он выше меня на целую голову и мягкие белые волосы, струящиеся по воздуху, загораживают мне свет.
- Шо-чан, ты веришь в судьбу? – он улыбается, беря в ладонь мое запястье. Его рука неожиданно теплая, и лиловые глаза смотрят на меня внимательно.
- Нет, - говорю я, утыкаясь лбом в его грудь и закрывая глаза. Мне не вырваться, потому что его касания ужасно приятные, а голос непривычно низкий и тихий, такой, каким я слышал его всего лишь один раз. Сильные руки поддерживают меня за талию, и теплое дыхание обдает щеку, - но я хочу думать, что пересечения вероятностей свели нас вместе не просто так…
Что-то теплое касается моего лица, гладит щеку. Я открываю глаза, и он целует меня так, что я невольно сжимаю в кулаке его рубашку.
- Правильный ответ, Шо-чан.
Автор: клюквенное варенье
Бета: Бел-семпай
Фендом: Katekyo Hitman reborn
Пейринг: Бьякуран/Шоичи (151)
Рейтинг: R
Жанр: романс, драма (хотя не такая уж драма..)
Дисклеймер: Все первонажи принадлежат Амано, моя - только фантазия на их тему.
Размер: мини
Предупреждение или От автора: игры со временем в главах. присутствуют пред-арка Будущего, настоящее время и +8лет в среднем.
Смерть Бьякурана так же будет.
Размещение: с указанием авторства варенья.
читать дальше
Do you remember writing in your diary, that it did not matter whether I was a friend or an enemy,
since I was at least a person who understood you and could be talked to? You were right. I enjoy talking to you.
Your mind appeals to me. It resembles my own mind except that you happen to be insane.
O'Brien, 1984 by G. Orwell
since I was at least a person who understood you and could be talked to? You were right. I enjoy talking to you.
Your mind appeals to me. It resembles my own mind except that you happen to be insane.
O'Brien, 1984 by G. Orwell
Пролог.
Итальянская зима не балует нас погодой: грозовые, асфальтово-черные облака в отражениях луж растворяются в низком тяжелом своде небес, расплываясь по горизонту, как расплывается в воде акварель. Где-то вдали тихий гул грома намекает нам на то, что, возможно, будет гроза, но сыро уже сейчас, и я чувствую неприятный сквозняк, который незаметной змейкой пробегает по ногам. Солнца нет, и промозглый одиночка-ветер за окном подобно голодному псу разметывает по земле пожелтевшие листья, которые точно рвущиеся к свободе воробьи пытаются убежать прочь, но ветер всегда быстрее. Та еще погодка.
Проводя по прохладному стеклу рукой, ощущаю себя путешественником между двумя мирами: тем, где я, и тем, что за окном. Я Алиса за секунду до падения в нору, Нейл Армстронг, открывающий люк ракеты. И, нехотя оторвав взгляд от осеннего хмурого пейзажа, я обвожу аудиторию скучающим безразличным взглядом, не видя ничего, что могло бы меня заинтересовать. Аккуратно расставленные в ряды стулья, покрытые лаком, как молчаливые истуканы, своими безглазыми лицами уставились на кафедру. Студенты, сидящие в самых различных позах, которые только можно назвать статичными, либо что-то конспектируют, либо просто делают умные лица, думая о чем-то своем. Уныло и скучно, хотя, признаться, философия мне раньше нравилась. Всегда интересно было узнать, о чем думал кто-то другой. Или, точнее, что он думал по мнению экспертов. Возможно, прочти Кант диссертации о себе – был бы в ужасе. Вот вам мыло, вот веревка… А лекция тем временем все идет и идет, и время канцелярской резинкой растягивается внутри замкнутого пространства зала.
Мой взгляд направлен не на преподавателя, а куда-то в пространство за ним, бесконечное и далекое, как сама жизнь.
- Вы не могли бы передать это вперед? – вырывает меня из потока мыслей чей-то голос с тонкой ноткой раздражения и усталости.
- Конечно, – довольно улыбаюсь я, мысленно желая, чтобы все эти переписывающиеся на лекциях студенты медленно и мучительно сгорали в аду. Но когда я поднимаю взгляд, я вижу ярко-рыжую шевелюру, еще более лохматую, чем у меня самого, и два ярко-зеленых глаза за стеклами очков. Они смотрят выжидающе и от недовольства, кажется, делаются все ярче и ярче, переходом от оливкового цвета до изумрудного.
- Ну так передавайте, спать надо было дома, – говорит мой случайный собеседник, бесцеремонно разворачиваясь обратно и вдохновенно начиная чирикать в тетради что-то, явно к философии не относящееся, а я, быстро исполнив его просьбу (хотя на долю секунды мне захотелось опустить папку с рефератом ему на голову), начинаю заглядывать ему через плечо: забава на оставшиеся полчаса теперь найдена.
- Конструируешь машины? – подсаживаюсь я к нему после пары, отрезая сидящему у окна парню пути к отступлению
- Роботов, – холодным тоном поправляет он, прикрывая глаза и тря переносицу, тяжелые очки в серо-голубой оправе плавным движением исчезают с носа. – Это две большие разницы. Вам от меня что-то нужно? - Да уж, сказал, как отрезал.
Когда он поворачивается ко мне, вертя в ладонях очки, его волосы ярко-красного в ядовитом освещении аудитории цвета кажутся не такими уж лохматыми, только отдельные пряди выглядывают из общей массы волос, придавая парню слегка неухоженный вид. Форма глаженная и чистая, под глазами едва заметные тени, и слегка усталый взгляд из-под пушистой челки. Аккуратные руки, не полные и не худые, с тонкими прожилками вен, узкие запястья и большие ладони, бледноватая кожа и чуть слезящиеся после очков глаза. Я ставлю локоть на стол, расплываясь в довольной улыбке, и понимаю, что уйти сейчас не смогу.
Наглость – второе счастье, и я отчетливо понимаю это, когда спустя минут двадцать мы сидим в местном кафетерии и болтаем почти как самые обычные закадычные друзья.
Он держит в ладонях горячий чай, постоянно заглядывая внутрь кружки, будто пытается разглядеть на дне ее свое будущее, а я улыбаюсь, смотря на него, и методично помешиваю сахар в кофе. Пять ложек, или двадцать пять грамм, если брать в среднем.
«Неужели чай без сахара может быть вкусным?» – думаю я, внимательно наблюдая за тем, как он слегка прищуривается, потягивая напиток.
«Ирие Шоичи, восемнадцать лет, – мысленно раскладываю я по полкам все, что уже о нем узнал, – Японец, родной город – Намимори, рос без отца, имеет минимум одну старшую сестру. Группа крови – А, любимое увлечение – конструирование роботов. Если вы вдруг захотите завоевать мир с помощью высоких технологий и деспотии, обязательно ищите таких людей», – усмехаюсь я своим мыслям, делая первый небольшой глоток.
- Шо-чан, – неторопливо растягивая слова, зову его, пробуя имя на вкус. И этот вкус мне определенно нравится, а он в то время чуть не выплескивает чай через нос, – ты веришь в случайность?
- А что? – роняет мой собеседник, мгновенно напрягаясь.
- Просто интересно, – пожимаю плечами.
- Не верю, – он немного отводит глаза. – Любая случайность – это лишь пересечение двух и более вероятностей в одном из измерений пространства, – начинает он, и я почти физически ощущаю то воодушевление, которое от него исходит, - прямо второе дыхание, не иначе. - Метеориты не случайно падают на Землю, а люди не случайно попадают под машины. Это все синтез причин и последствий в мире вокруг нас. Все взаимосвязано.
Скептик до мозга костей, усмехаюсь я про себя
- Ну а как же судьба? Ты веришь в судьбу?
- Нет…
Молчаливо смотрю, слегка вздернув брови, – жду пояснения. Как же ты объяснишь судьбу, Шо-чан?
- Я считаю, – начинает он, слегка хмурясь, будто бы раздумывает, как лучше выразить свое мнение. – Судьба… Я выжил – судьба, – он медленно загибает пальцы. – Я поступил – тоже судьба. Наверное, судьба – это лишь случайность, в которую люди очень хотят верить.
Значит, говоришь, случайность?
- Тогда, Шо-чан, я искренне верю в то, что обстоятельства, возможности и вероятности, а так же пересечение случайностей свели нас с тобой не просто так.
- И я, Бьякуран-сан, – отвечает он, неловко улыбаясь, будто бы чувствует в чем-то свою вину. Рыжая прядь чуть съехала вбок, открывая шею, а зеленые глаза неимоверно теплые, - теплее, чем мой свежесваренный кофе. Одинокая рыжая прядка у виска торчит мелким завитком, в желтоватом свете кафетерия на щеке виден светло-рыжеватый пушок. На его улыбку невольно отвечаю своей. Я улыбаюсь. Наверное, первый раз за последнее время – действительно искренне.
Глава 1.
Вокруг пустота. Она безграничная и бесконечно глубокая, всепоглощающая. Внутри нее парю я, без мыслей, действий и чувств, подобно парящему в далеком космосе метеориту, когда, наконец, яркой белой вспышкой передо мной появляется звезда. Сначала еле заметное мерцание, а затем и слепящий глаза свет как будто бы проникают внутрь меня. У этой звезды теплые мягкие лучи, и она почему-то пахнет травяным чаем, а когда светит мне, хочется улыбаться.
Я протягиваю к ней руки, пытаясь ухватиться за край ее с рвением, с которым хватается за круг утопающий, и в тот момент, когда я достигаю своей цели, сверхновая взрывается прямо в моих ладонях. Я пытаюсь прижать к себе звездную пыль, но бесчисленные крупинки, будто Слезы Банши ускользают от меня, исчезая в бесконечном пространстве, и начинает колоть в груди. Я просыпаюсь.
- Бьякуран-сан! – что-то трогает мою руку. – Эй! Бьякуран-сан!
Медленно разлепляю глаза и тут же с силой жмурюсь, от того как яркий полуденный свет бьет мне в глаза.
- Прости, Шо-чан, было душно, вот я и уснул – делаю глубокий вдох свежего воздуха, который обдал мое лицо прохладой, лишь стоило парню открыть форточку.
- Опять мне надо будет заново объяснять вам правила игры!
С тех пор как мы познакомились, прошел месяц или два – не важно. По началу мы общались мало, но потом стали проводить все больше времени вместе. Он нравится мне, определенно нравится. Это переменчивая как итальянский ветер натура постоянно жаждет открытий, не стоит на месте, пытается что-то изменить. В его голове, абсолютно абсурдные идеи смешиваются с абсолютно обоснованными доводами и первопричинами, и это влечет меня, притягивает, будто магнит. А еще меня влечет торчащая рыжая прядь около уха и глубокие зеленые глаза. Но об этом я пока даже не собираюсь думать.
А на дворе зима, и это самое время находиться в тепле. Сегодня особенно холодно и редкая тут белая пелена снега покрыла дворы, дороги и крыши. Итальянцы, непривыкшие даже к легким холодам, боятся лишний раз высовывать нос на улицу, делая ситуацию почти комичной, и подобно тому, как дворовые разбойники-воробьи отпрыгивают друг от друга, люди лавируют между небольшими сугробами снега, по проталинам и подчищенному тротуару. С третьего этажа, из университетской библиотеки, в которой мы и расположились, отлично видна вся эта бытовая комедия. Но это вызывает у меня лишь вздох.
Как давно я перестал любить жизнь настолько, чтобы не радоваться мелочам? Чего я жду от себя самого? Зачем и к чему стремлюсь? Все эти вопросы беспрерывным бешеным хороводом скачут в моей голове день за днем, день за днем, как стрелка циферблата бежит каждый день по проторенному уже пути в цикл года.
Что-то мягкое ложится на мой затылок, несмело перебирая пряди:
- Эй, Бьякуран-сан, это грустное выражение лица вам совсем не идет, – Ирие стоит рядом, положив ладонь мне на голову, и мерно поглаживает волосы, а уголки его губ приподняты в полуулыбке. Прямо как собаку гладит, честное слово.
Через пару минут я обязательно дерзко подколю его, он вспылит и начнет шуметь. Нас выгонят из библиотеки и отчитают, а пока... Пока что теплые пальцы свободно тонут в белом море волос, и я устало прикрываю глаза.
Когда я возвращаюсь в общежитие, они ждут меня на открытой площадке перед университетом, по факту являющейся автостоянкой. Две особы панковатого вида, с масками бандитов с большой дороги, но даже с этими масками, скрывающими лицо, отчетливо видно, что они похожи как две капли воды.
«Близнецы, скорее всего», - отстраненно думаю я, изучая их вид.
В целом, бояться мне вряд ли есть чего: беременных от меня не припомню, да и на маскарад не собирался. Когда одна из них начинает говорить, я не могу не восхититься тому, что она преподносит престраннейшие вещи как пункты инструкции к микроволновке, спокойно и четко разъясняя, что к чему. И, естественно, я ее слушаю, а где-то внутри, тихим маятником в душе раскачивается, с каждым качком набирая децибелы, навязчивое опасение, оно тянет меня назад, туда, в стены университета, к тому, что было день назад и год назад, к моей спокойной и мерной жизни, которой я лишусь, стоит лишь протянуть руку. Назад, к запаху травяного чая и старых учебников, к измазанным в чернилах пальцам и игре в «Чойс».
- О, это обещает быть интересным, - я точно знаю, что, скорее всего, пропаду, исчезну или умру. Возможно, мне будет больно. Но я широко улыбаюсь и деловито протягиваю руку.
И где-то за горизонтом - я никогда не узнаю, где - кто-то нажимает на «play».
Глава 2.
Сегодня ясно. Облака большими ленивыми дирижаблями пересекают простор небесной выси, а низкое итальянское солнце подсвечивает их мягкие клубистые бока-сливки подобно тому, как рисовали на своих картинах художники возрождения. Шесть столетий прошло, а небо все то же. Моя рука медленно скользит по прохладному стеклу окна, замирая на уровне груди, и я прислоняюсь к стеклу лбом, не боясь кружащей голову высоты. В его отражении я все тот же восемнадцатилетний мальчишка: взлохмаченные белые волосы и лиловые глаза, под глазами едва заметные тени, говорящие о переутомлении, и белок чуть красноват от большой нагрузки на глаза. Один миллионный и многотысячный, вырванный из толпы.
Но мне двадцать пять. За моей спиной – Мельфиоре, полмира и почти никем не ограниченная власть. Я тот, кто сокрушил Вонголу четыреста тридцать семь раз в мирах, параллельных этому, получил неограниченную свободу, и целый мир лег у моих ног. На среднем пальце левой руки кольцо Маре с атрибутом неба, форма Уайтспелл начищена добела, и высокий ворот под горло почти сливается с волосами.
Раздается стук в дверь и тишина снова окутывает пространство, подобно медлительному киту протекая из одного конца комнаты в другой.
- Входи Шо-чан – спокойно говорю я, широко улыбаясь, и поворачиваюсь к окну спиной.
- Как вы узнали, что это я? – удивляется рыжий мельфиорец, торопливо входя и закрывая за собой дверь.
Я остался все тот же, а вот Шоичи вырос: детская пухлость исчезла, и лицо приобрело приятные плавные формы, из коренастого подростка он превратился в худощавого мужчину. Хотя он все так же сварлив с подчиненными и вообще с большинством людей. As always.
- Шо-чан единственный, кто даже после стука будет стоять за дверью и молчать, пока не получит одобрения, – улыбаюсь я, разводя руками, и киваю ему на диван.
Шоичи медлит, но садится, раскладывая на столе отчет, и начинает скороговоркой сводить «дебет с кредитом» и наизусть рассказывать все, что написал двумя часами ранее по моей просьбе. Я слушаю его только до того момента, как он доходит до середины первого листа, а потом просто наблюдаю.
Медно-рыжие пряди падают на виски и скулы, легко обрамляя лицо, и даже нелепые голубоватые очки смотрятся уместно и приятно. Во время речи он чуть склоняет голову влево, отчего участок шеи, между волосами и воротом становится лучше виден, а когда он тянется за вторым листом, рукав показывает мне узкое запястье.
И в какой-то момент я начинаю чувствовать, что Шоичи как и прежде пахнет корицей и травяным чаем, и совсем чуть-чуть – миндалем.
- Бьякуран-сан, вы меня слушаете? – он косится исподлобья. Ярко-зеленые глаза горят смирением и недовольством одновременно.
- Очень внимательно, Шо-чан, – говорю я, садясь рядом с ним и беря в руки первый листок. Быстро пробегаюсь глазами по цифрам: как всегда все идеально сходится.- Очень внимательно.
Голова тяжелая и будто налилась свинцом. Нужно сладкое, но под рукой ничего нет, и я устало закрываю глаза, не сразу замечая, что в кабинете повисла пауза.
- Бьякуран-сан, – начинает Шоичи, и я кошусь вбок, давая понять, что слушаю. Он внимательно смотрит, переводя взгляд с моей челки на глаза, внимательно рассматривает их, как рассматривает антикварную вещь опытный эксперт, подмечая детали, мелочи… Он трогает мой лоб и прикрывает глаза. – Я оставлю вам материалы, а сам зайду попозже. Отдохните, вы очень устали.
Я улыбаюсь, отвечая, что он очень заботливый, и мне с таким помощником даже жена не нужна. Говорю, что верю на слово в то, что доклад составлен правильно.
Он растягивает губы в стандартной служебной полуулыбке и, собрав документы в папку, смотрит на меня через плечо. И в какой-то момент мне кажется, что в его взгляде сквозь пелену холодности и строгости проглядывает что-то еще. Я прихожу в себя под звонкий щелчок замка на двери, когда он раскрывает ее, чтобы уйти.
- Стой, Шо-чан, - спешно окликаю его я, но тут же одергиваю себя и улыбаюсь. – Я буду ждать сувенир.
Он чуть улыбается, но его улыбка какая-то кривая и совсем не настоящая.
- Да, Бьякуран-сан, как скажете…
Через три часа и семнадцать минут Шоичи выйдет из штаба и направится в аэропорт. А меня не оставляет чувство, что я что-то где-то сделал не так. И через четыре часа и шесть минут, когда Кикё опустится на колени перед моим диваном и даст обещание, что Вонгола умоется в крови, я буду улыбаться настолько широко, что будут болеть скулы.
Глава 3.
Арена Грозы полна небоскребов и улиц, больших проспектов, площадей. Высокие бетонные гиганты смотрят глазами-окнами сверху вниз. Облака пушистыми меховыми шапками застряли на их вершинах, разрезая воздушную гладь подобно одиноким кораблям, и лишь некоторые свободные летучие голландцы плывут одиноко, выше остальных, на расстоянии нескольких десятков километров над землей. Именно они и ничто другое отражаются в его глазах, когда он смотрит на меня. Уверенный в себе, отчаянный и серьезный. С того момента, как я начал покорять миры, поверженных мною уже около пятисот. И во всех этим мирах, абсолютно разных между собой, ты всегда предавал меня. Такой уж ты, я почти смирился.
- Это же «Чойс»! Бьякуран-сан не мухлюет в «Чойс»!
Да, Шо-чан. Не мухлюю. Хотя это никогда не мешало мне обыгрывать тебя, и даже сегодня, я постараюсь сделать это, потому что запах травяного чая еще слишком сильный и твои оливковые глаза все еще смотрят на меня и только на меня. И возможно ли это, но мне кажется, что когда Блюбелл подходит, беря меня под ручку, и подлизывается, как голодная городская кошка выпрашивающая еду, зеленые глаза загораются еще ярче, а пламя на груди шипит языками.
Кожаный диван смотровой комнаты встречает меня, радостно скрипя натуральной кожей, и охотно принимает в свои объятия. От темной, почти черной обивки веет лоском и чистотой.
Тем временем, игра потихоньку начинается, и все занимают свои позиции, а Блюбелл вертится вокруг меня, не унимаясь ни на минуту. Она то дергает меня за рукав, то галдит что-то, и бегает, бегает, бегает вокруг, нарезая круги, будто белка в колесе, неугомонная, как назойливый щенок. Но это мало волнует меня, потому что на экране показывают, как Шоичи и Спаннер заходят внутрь машины, и переглядываются, что-то друг другу говоря.
- Блюбелл…
- Да, Бьякуран-сама?
- Принеси мне сладкого.
Ямамото Такеши сражается с Генкиши, Савада Тсунаеши – с двумя моими туманами, а Хаято Гокудера пытается оказать вялое, ничтожное сопротивление Кике, что не удается ему от слова совсем. Больше всего на свете ненавижу таких людей как Генкиши и Кике: они почти умственные инвалиды. Беспомощные и жалкие без своего лорд-протектора, они цепляются за веру в него, даже если она на корню ошибочна, верят слепо и убеждают в этом себя. Пешки без потенциала, люди без собственного мнения. Если я буду миловать – я буду богом, если буду убивать – тоже. Это вызывает отвращение едва ли не до рвотных позывов, и поэтому, когда один из них убивает другого, я не чувствую совсем ничего.
А из моих мыслей меня вырывает черный дым на экране и Кике, который издевается на Шоичи, изображая торжествующую улыбку. Его волосы изумрудной волной плывут в потоках случайного ветра, в то время, как Ирие пытается сделать хотя бы еще один шаг вперед.
Я радостно улыбаюсь, на моем лице нет ни тени огорчения или печали, но когда Шоичи, пораженный Венком, падает на землю, где-то под ребрами почему-то начинает побаливать. Запах травяного чая и корицы, и голубой ободок оправы, волна прядей, цвета красного сандала – все это падает куда-то глубоко внутрь меня, падает и разбивается, как стекло его очков парой минут ранее. И кто-то жалобно царапает и скребется, и пытается выбраться. Но времени слишком мало, и я меняю ход мысли.
- Блюбелл.
- Да, Бьякуран-сама?
- Мы идем вниз.
Когда мы появляемся на поле сражения, Дечимо слушает длинный рассказ Шоичи о том, как он узнал все, и что потом делал. Медные волосы рассыпались по плечу Савады, а зеленые глаза отрешенные, и в их глубине отражается каштановая копна волос и два карих глаза.
- Ты так много знаешь обо мне! - Засовываю руки в карманы и незаметно сжимаю их в кулаки. Я же обещал тебе, Шо-тян, – и вот тебе больно. А почти черная кровь тем временем сбегает вниз по рассеченной брови, красным ореолом выделяя оливковый глаз, который смотрит устало, отчаянно. Но смотрит он на меня, выражая собой лишь одну фразу: я не сдамся.
Прищуриваю глаза, радостно улыбаясь появившимся ярким солнечным лучам, пока Савада и компания пытаются поднять Шоичи на ноги и отвести куда-то, и уже не говорю о том, что пора пришла сдать мне свои кольца. Но через пару минут Вонгола в полном сборе исчезает в лучах телепорта, и я молча смотрю на это, думая о том, что опять упустил что-то важное. Вот только что именно?
Глава 4.
Ярко-оранжевый щит перекрыл собою лазурный свод неба, и если бы моя голова не раскалывалась на тысячи мелких частей, я бы определенно насладился этим чарующим зрелищем. Но она болит, как и мои руки, ребра и живот, и не дает мне покоя. А Савада Тсунаеши тем временем продолжает говорить мне что-то о том, что защитит друзей и Юни в первую очередь, и хмурится и делает такой грозный вид.
Я призываю дракона, и стараюсь извлечь из крыльев максимум мощи, но я проиграю – чувствую, что проиграю. И это чувство внутри – оно гложет, мешает спокойно действовать, мешает уйти достойно и с почестями. Но что я творю? Жалок? Он? Это я сказал? Да нет, он совсем не жалок, и принципы его мне вполне понятны, хоть и чужды, так же как и принципы почти всех тут.
Яркий луч огненной вспышкой света разрезает пространство и бьет в мою грудь.
Боль стала моим вторым я, и я даже не могу не кричать: мое сердце просто не выдерживает такой мощи, и горло тихим хрипом разрезает крик. Я вижу, как мое тело исчезает в свете этого луча, безнадежно и безвозвратно, и закрываю глаза: я проиграл.
И почему-то именно в этот момент, я слышу его любимую “Heart also cryes”, которую он вечно напевал в университете, я поворачиваю голову и вижу его: он стоит у исчезающего щита с полными страха и отчаяния глазами, будто бы сейчас сорвется.
Ты так долго кричал, что я ужасен, что меня нужно убить, и что мысли мои неверны, но знаешь, Шо-чан, на врагов ведь так не смотрят – думаю я, когда мои глаза закрываются. И тихая мелодия уносит меня в пустоту.
Глава 5.
До моего рейса еще два с половиной часа, поэтому по малейшему мановению руки шофер останавливает машину у края пригородной трассы. Я не могу пройти мимо этой привольной красы: небольшой золотистый берег и россыпью жемчуга волны у кромки песка. Солнце играет софитами-бликами на поверхности воды, и лазурная толща залива переливается от белого до бирюзового, как лучший в мире небесный шелк. Высокое полуденное солнце наблюдает за мной, как наблюдают двое людей, стоящих у черной «Мазды» в отдалении.
Не сдержавшись, делаю несколько шагов, и ноги по щиколотки обнимает мягкая теплая волна, и легкий ветер, пробегая по ее спине, осторожно целует мою ногу, как хорошо вышколенный слуга. Подхватывая его, более сильный поток весеннего бриза уносится вдаль, разметывая по щекам мои волосы, будто бы хочет нашептать что-то, но не может решиться.
А волны веселыми нимфами все бегут, бегут..
- Иное-ним, – обращаюсь я к одному из охранников, все еще смотря перед собой, – обратный рейс уже зарезервирован?
Мужчина в костюме медлит, звонит кому-то, и спустя несколько минут я получаю отрицательный ответ.
- Отлично, – я наклоняюсь к воде, зачерпывая ее ладонью. – Не надо его резервировать, у меня в Японии есть еще одно неулаженное дело…
- Аркобалено, ты, видимо неправильно меня понял, - говорю я три с половиной часа спустя, сидя в уютном кресле от Roche в номере одной из самых котирующихся гостиниц Японии. - Я не собираюсь вам подчиняться или потакать, и меньше всего меня волнует состояние Вонголы. Но я помогу вам, если это будет иметь для меня какую-нибудь… выгоду.
В точку, думаю я, отпивая немного чая из красивого новенького сервиза, - я не мог выразиться еще точнее. Последнее время меня повсюду преследовала Вонгола, Кавалонне и иже с ними, что невероятно действовало на нервы, хоть я и ухом не повел. Не то чтобы они меня сильно напрягали, но мы друг друга немного не поняли, и это меня разочаровывает.
Несмотря на то, что прошло уже почти полгода, на меня в большинстве своем мафия смотрит как минимум с опаской, один раз даже наведывалась Вария во главе с Истеричкой-куном, на «побеседовать». Побеседовали, мне понравилось. А вот Давиду не очень, он хоть и мраморный, но такой чувствительный и хрупкий…
Шутки шутками, а этот жесткий контроль мне меньше всего нравится.
Мимолетно окидываю взглядом помещение. Передо мной сидят аркобалено солнца – Реборн, Девятый Вонгола и два его заместителя молчаливыми башенками по бокам. Их лица столь неподвижны и сосредоточены, что на долю секунды я даже думаю: может он их на сигнализацию ставит? Чуть что – сразу же панику поднимут и начнут иметь палками все, что движется, а что не движется… Впрочем, мысль оборвалась, будто Мойрой обрезанная короткими словами девятого:
- Хорошо. Я беру на себя полную ответственность за происходящее.
- Девятый…
- ... и я даю вам право находиться где бы то ни было без слежки. Вонгола так же предлагает вам свое сотрудничество, Джессо-кун.
Улыбаюсь, слегка щурясь, и чуть вздергиваю голову, убирая с лица лезущую в глаза прядь волос. Я не испытываю к Вонголе ни капли любви или симпатии, но и ненависти тоже не испытываю.
- У вас замечательный чай, Девятый, - я неторопливо встаю и накидываю пиджак, выправляю из-под воротника волосы, распрямляю плечи, прикрываю глаза, и, чувствуя, что полностью готов к выходу, тяну с накрытого стола приторно-сладкую зефиринку. – И замечательный внук.
Когда за мной закрывается дверь, я еще слышу, как мой заместитель тараторит наперебой, обещая прислать завтра копию договора о сотрудничестве семей, и еще раз извиняется за что-то…
Но мои мысли уже далеко, хоть и куда ближе, чем солнечная весенняя Италия.
Эпилог.
- Эй, Шоичи, и не забудь посмотреть те данные, которые я тебя просил проверить, – голос Спаннера в трубке спокойный, как воды Ганга, и безмятежный, как черепаха, держащая мир.
- Хорошо, Спана, – быстро отвечаю я, – до связи.
Но хорошее настроение улетучивается, как только я вешаю трубку: с тех пор, как воспоминания обо всем, что было со мной в будущем, вернулись, я каждый день живу в ожидании. И, хотя Реборн-сан объяснил мне просто и доступно, что причин волноваться нет, я все еще чувствую себя немного не в своей тарелке.
С тихим клацаньем я открываю дверь.
- Шоичи! – мамин голос строг и серьезен, и очень, очень, очень недобрый взгляд меня сейчас, кажется, будет испепелять. – Как ты мог от меня это скрывать?! Я же твоя родная мать?
«Крейсер Шоичи терпит бедствие, SOS, ответьте! Повторяем, крейсер Шоичи…»
На горизонте, а именно в проходе двери, вырисовывается старшая сестра:
- Поздравь его лучше, хватит орать уже. Тоже мне, добрая и заботливая…
«Все страннее и страннее», - думаю я, осторожно разуваясь, заступаю на порожек и настороженно смотрю:
- А в чем, собственно, дело-то, мам?
- Ну как это в чем?! – восклицает она, взмахивая руками, и тут я замечаю в ее ладони какую-то подозрительную бумажку. Повестка? – Тебя же приняли! Приняли! И притом – в такой крутой университет! А я и не знала, что мой Шо-тян такой вундеркинд! Давай, давай, проходи быстрей, там тебя ждут.
Нервно сглатываю, но все равно, глухо притопывая по деревянному полу, вхожу в гостиную.
Он сидит, мерно потягивая кофе из огромной (полулитровая, что ли?) кружки, челка прикрывает один глаз, и пряди в творческом беспорядке разметаны в разные стороны, будто кто-то рисовал картину и случайно капнул белилами на место, где должны быть волосы. Он все так же ужасно худ и привычным движением облизывает губы после глотка. Я и забыл как это – видеть его рядом. Странное ощущение проходит от кончиков моих пальцев до груди, и внутри что-то ухает вниз.
- Добрый день, Шо-чан, – неизменная радостная улыбка украшает его лицо. – Есть разговор… Исухара-сан, я с вами уже обсудил, могу я обсудить это же с Шо-чаном... без посторонних? Это будет очень личный, серьезный разговор, понимаете?– он встает, склоняя голову перед моей матерью, и пожимает плечами, а та, разомлев от удовольствия, уже убегает в ближайший магазин, схватив сестру подмышку.
- Бьякуран-сан, может, объясните, что это за спектакль? – проводив домочадцев, я усаживаюсь напротив, настороженно поглядывая.
- Потом, Шо-чан. Я уверен, у тебя ко мне много вопросов. Ровно, как и у меня к тебе.
- Вы пришли меня убить? – говорю я, и что-то внутри подсказывает, что я абсолютно прав. Зачем же еще он пришел? Я почти уверен в том, что как только я сделаю лишнее движение, он меня прикончит. Застрелит, или придушит: в любом случае, он всегда был сильнее меня.
- Если только Шо-чан хочет этого, – он улыбается. – Шо-чан хочет этого? – А чего я хочу? Два лиловых глаза смотрят выжидающе, полны уверенности и той внутренней силы, которой я всегда подчинялся. – Я вот, например, не хочу.
- Я вас предал, – говорю я, вставая из-за стола и беря кружки, кладу их в раковину и включаю воду. – Вы хотите ударить меня? Тогда ударьте. Хотите унизить? Тогда вперед. Но не надо улыбаться и молча делать вид, что все «как по маслу» – это ничего не изменит.
Повисает пауза, но я, отвлеченный самыми мрачными мыслями, не сразу замечаю этого, и когда разворачиваюсь, чтобы понять обстановку, обнаруживаю его прямо за моей спиной.
Он выше меня на целую голову и мягкие белые волосы, струящиеся по воздуху, загораживают мне свет.
- Шо-чан, ты веришь в судьбу? – он улыбается, беря в ладонь мое запястье. Его рука неожиданно теплая, и лиловые глаза смотрят на меня внимательно.
- Нет, - говорю я, утыкаясь лбом в его грудь и закрывая глаза. Мне не вырваться, потому что его касания ужасно приятные, а голос непривычно низкий и тихий, такой, каким я слышал его всего лишь один раз. Сильные руки поддерживают меня за талию, и теплое дыхание обдает щеку, - но я хочу думать, что пересечения вероятностей свели нас вместе не просто так…
Что-то теплое касается моего лица, гладит щеку. Я открываю глаза, и он целует меня так, что я невольно сжимаю в кулаке его рубашку.
- Правильный ответ, Шо-чан.
@темы: #fics, katekyoshi hitman reborn
-
-
06.03.2011 в 18:38Если вы вдруг захотите завоевать мир с помощью высоких технологий и деспотии, обязательно ищите таких людей
-
-
06.03.2011 в 22:34я рада, что вам нравится х333
-
-
02.09.2011 в 09:40- Я вас предал, – говорю я, вставая из-за стола и беря кружки, кладу их в раковину и включаю воду. – Вы хотите ударить меня? Тогда ударьте. Хотите унизить? Тогда вперед. Но не надо улыбаться и молча делать вид, что все «как по маслу» – это ничего не изменит.
Особенно зацепившие моменты
И да, описания действительно очень приятно читать.
-
-
02.09.2011 в 09:48рада слышать, что он вам нравится)
за комплимент по поводу опианий - отдельное спасибо. они - основа моего фикшна т..т кинк дес.
Про пешек без собственного мнения - тут уж и мой собственный характер, с неприязнью к ним, прорезался. т.т что и говорить.)
а вы обратили внимание на эпиграф? мне показалось, что он сюда очень подходит, а вы как думаете?)
а еще мне нравилась моя вставка в речи Бьякурана про сувенир. вы заметили, заметили, почему он себя одернул? х333
-
-
02.09.2011 в 10:12Окликнул, потому что не хотел отпускать, а одернул, чтобы не показывать это нежелание и свою привязанность? Сорри, если что, я просто намеки всегда плохо воспринимаю...
Кстати, ко мне можно на "ты" без проблем).